Продолжая серию интервью с членами Патриаршего совета по культуре, мы беседуем с Сергеем Павловичем Карповым (род. в 1948-м г., г. Ставрополь) – выдающимся историком-медиевистом, доктором исторических наук, профессором, действительным членом Российской академии наук. Окончив в 1971-м г. истфак Московского государственного университета, он всю свою жизнь связал с альма-матер, в 1995–2015-м гг. был деканом исторического факультета, а с 2016 г. является его президентом. С.П. Карпов – член академий наук Генуи и Алессандрии (Италия), научного общества Лейбница (Германия), член-корреспондент Венецианской депутации отечественной истории (Италия). Перу ученого принадлежат около 400 трудов по средневековой истории Италии, Причерноморья и Византии, средневековой археографии и дипломатики, экономической истории Средиземноморья XIII–XV вв. Его исследовательская, педагогическая и просветительская деятельность отмечена высокими наградами, в том числе орденами Русской Православной Церкви.
Мы поговорили с Сергеем Павловичем о том, в чем призвание историка, что самое главное в историческом образовании, каковы приоритеты развития музея-заповедника «Херсонес Таврический», как не допустить искажения истории Великой Отечественной войны, реально ли исцелить последствия Русского исхода 1920 г., и о многом другом.
Сергей Павлович Карпов, историк-медиевист, доктор исторических наук, профессор, действительный член Российской академии наук
Выбор профессии и учителя
– Сергей Павлович, почему вы выбрали своей профессией историческую науку? С чем было связано решение специализироваться по истории Византии и Причерноморья?
– Интерес к истории сформировался у меня с раннего детства, и «виной» тому были и хорошая домашняя библиотека, и мудрые беседы старших. Уже со школьных лет я твердо знал, что хочу стать историком, знать факты и события прошлого, биографии людей, ощутить многоцветие окружающего их мира. Лучше всего для этого подходило Средневековье, его я и выбрал для специализации, уже поступив в Московский университет – единственный вуз, где я хотел учиться.
К поступлению в университет я готовился сам, без нянек и репетиторов, читая Николая Михайловича Карамзина, Сергея Михайловича Соловьева, Василия Осиповича Ключевского, Сергея Федоровича Платонова, Николая Карловича Шильдера, Дмитрия Моисеевича Петрушевского и других великих и настоящих историков. Когда я сдавал вступительный экзамен на истфаке МГУ, мне повезло: среди моих экзаменаторов был Петр Андреевич Зайончковский. И после нашей первой беседы мы на долгие годы сохранили добрые отношения людей, близких по духу и любви к настоящей науке.
А Византию и Причерноморье я выбрал на втором курсе университета, в семинаре по Средним векам. Мне хотелось изучать то, что важно для понимания нашей собственной истории, и то, что было менее понято и менее отягощено шаблонными идеологемами того времени.
– Кого вы считаете своими главными учителями?
– Главными моими учителями были не только выдающиеся наставники, коим я обязан, но, прежде всего, – великие книги, которые я с упоением и жадно читал, не исключая и классиков литературы, особенно когда они писали о прошлом или о своем времени. Среди моих наставников со школьных лет не могу не вспомнить с благодарностью Виктора Александровича Романовского. Он был выпускником Императорского университета Святого Владимира в Киеве, а затем, после многих гонений и испытаний, стал профессором Ставропольского педагогического института. Я часто бывал у него в гостях, беседовал с ним, и он укреплял меня в желании стать историком, давая читать и сейчас небесполезные «руководства» по изучению истории, такие как книги Бернгейма, Ланглуа и Сеньобоса и другие.
В университете моим научным руководителем стала Зинаида Владимировна Удальцова, и с ней вместе мы определили тему моих будущих работ – Трапезундскую империю. Почему? Да потому, что это государство на Понте относилось к числу наименее изученных и было типологически очень интересным районом греческого мира, не только ставшим перекрестком мировых путей Запада и Востока, Руси и Византии, но и сохранившим самобытную цивилизацию.
К числу учителей я отношу и Елену Чеславовну Скржинскую – выдающегося ученого, знатока средневековой Италии. Когда я приезжал к ней в Ленинград, где она жила и работала, в ее удивительном доме на Крестовском острове мы часто беседовали о Венеции и Генуе, их исторической роли, о средневековом Крыме, надписи памятников которого она опубликовала в Италии еще в 1928-м году (за что, впрочем, потом и пострадала).
Большую роль в моей жизни и судьбе сыграли учителя древнегреческого и латинского языков – Наталья Петровна Аверинцева, супруга Сергея Сергеевича, Людмила Михайловна Попова и, конечно, незабвенный Андрей Чеславович Козаржевский, замечательный лектор и великий просветитель.
История как наука во времена СССР
– В советские времена история, увы, была едва ли не самой идеологизированной наукой. Как историкам, которым выпало работать в тот период, удавалось добиваться основной цели исторических исследований – получения исторической истины?
– Я уже не раз об этом писал и говорил. Были разные ученые и разные школы. Но стремление к познанию подлинных событий и фактов никогда не оставляло нашу науку. Под шелухой идеологических клише и императивных стереотипов «классового подхода» лучшие из историков, такие как Евгений Алексеевич Косминский или Сергей Данилович Сказкин, даже в 1930–1940-е годы открывали новое, мастерски анализировали источники. В конце 1960-х, когда я учился, было уже «свободнее», и, выбирая интересующую вас тему, вы могли, украсив свой опус парой значащих или малозначащих цитат «классиков», вести настоящее научное исследование текстов и фактов.
Истину познать нельзя никогда. К ней можно только приблизиться
Не надо сейчас демонизировать ту эпоху, когда на основе хорошего образования, даваемого средней школой и университетами, создавались многие фундаментальные монографии и обобщающие труды. Со временем и связи с Западной Европой расширялись, улучшался (хотя никогда и не был достаточным) обмен научной литературой. А истину познать нельзя никогда. К ней можно только приблизиться. Чистыми руками, не лукавя и не погрешая перед совестью, четко отделяя точно установленное от предполагаемого. И стараясь учитывать всю совокупность фактов в их интегральности, не делая исключений. Так, кстати, утверждал (но никогда этому не следовал) Ленин.
Фигура умолчания, полуправда, вырванный из контекста «жареный» или «охлажденный» факт – истинные враги и разрушители исторической науки и доверия к ней общества.
Что значит быть историком
– В одном интервью вы сказали, что «историком является только тот, кто владеет мастерством источниковедческого анализа». Умение работать с источниками требуется в самых разных областях человеческой деятельности. Поделитесь, пожалуйста, наиболее универсальными приемами изучения и понимания источников, раскрывающих прошлое.
– Историк, особенно занимающийся всеобщей историей, должен быть хорошо подготовлен лингвистически, владея в необходимом объеме и новыми, и древними языками. Не забывая при этом и свой собственный, родной русский язык, точно выражая мысли, достигая нужной образности характеристик и не злоупотребляя наукообразной терминологией.
В основе источниковедческой работы лежат анализ и подборка необходимых в каждом конкретном случае инструментов для ее осуществления. Есть много методов исследования, и об этом написаны груды томов. Упомяну только синтезные и пока еще у нас не превзойденные труды академиков Ивана Дмитриевича Ковальченко – о теории и методологии исторической науки и Дмитрия Сергеевича Лихачева – о текстологии.
Сейчас на первый план выходит создание верифицированных и больших баз и банков данных, разных в применении к отдельным темам и сюжетам – от обработки и представления огромных архивных фондов до локальных индивидуальных и создаваемых самим исследователем ресурсов. Предшествовать включению в эти базы материала должно его освоение на филологическом и текстологическом уровнях, реконструкция событий по правилам анализа исторического контекста.
Универсальных приемов не существует. В этом и прелесть, и неисчерпаемая новизна научного поиска. Но сохраняется задача: прервать круг обыденных и нередко извращенных представлений и нагроможденных ложных аллюзий, придуманных новаций. Евангельская истина об отделении овец от козлищ (ср. Мф. 25, 31–33) обращена не только к эсхатологическому будущему, но и к практике анализа современного исследователя.
– В чем, с вашей точки зрения, состоит призвание историка в наши дни?
– На историке лежит особая общественная и моральная ответственность. Он должен правдиво рассказывать о прошлом, во всех его противоречиях, не умалчивая ни о победах, ни о поражениях. Не лицемерить. Воздавая должное первым и объясняя вторые, извлекая уроки из опыта, бед и свершений прошлых поколений. Беречь память народа и человечества, воспитывать уважение к своей истории, «любовь к отеческим гробам», к данному нам от предков наследию. Беречь – значит не только изучать, но и охранять. Охранять сохранившиеся исторические ландшафты, реставрировать памятники, храмы, усадьбы, старинные дома и строения.
И если попечением Церкви и православного мира старинные храмы Божии постепенно реставрируются и благоукрашаются (хотя, к сожалению, не всегда и не повсюду, особенно плохо – в отдаленных деревнях), то совсем не так обстоит дело со многими усадьбами и постройками, приходящими в упадок и разрушающимися, с ценными историческими строениями, становящимися жертвами новой застройки и хищнического разорения новыми собственниками. Считаю принципиально важным восстановить во всем объеме запретительные и иные охранные функции Общества охраны памятников истории и культуры, как было ранее, или другой компетентной организации.
Но, главное, общество должно понимать, что свои функции историк может осуществлять, только проводя исследования, издавая монографии, публикуя источники. Ему необходимо обладать ресурсами и возможностями для этого. Вопрос о социальном статусе ученого и учителя еще не решен у нас, и положение их несопоставимо с тем, каким оно было в императорской России. При нынешней системе финансирования исследований большую роль играют гранты научных фондов. Но доля гуманитарных наук в грантах неумолимо снижается, они лишь маргинально входят в список приоритетных направлений науки и техники. Такая недооценка чревата печальными последствиями для будущего этих наук, как и слияние фондов (например, поглощение Российским фондом фундаментальных исследований основанного академиками Никитой Ильичом Толстым, Валентином Лаврентьевичем Яниным и Дмитрием Сергеевичем Лихачевым в 1994-м году Российского гуманитарного научного фонда и Фонда гуманитарных исследований).
Историческое образование в современной России
– Каково состояние исторического образования в сегодняшней России и каковы пути его развития?
– Историческое образование является неотъемлемой частью общего образования (прежде всего, общегуманитарного). Оно невозможно без хорошей базовой гуманитарной подготовки, включающей в себя, прежде всего, свободное владение родным языком, начитанность и глубокое знание классической литературы.
Объективное историческое знание замутнено легендами и выдумками, дурножурналистской болтовней об истории
Давайте сначала о хорошем. В нашей стране (в отличие от многих иностранных государств) интерес к истории не только велик, но и очевидно возрастает. Это можно легко проверить хотя бы в социальных сетях. Расширение возможностей архивных поисков, открытие многих архивов, просветительская деятельность самих архивов и Федерального архивного агентства этому много способствовали. Большую и позитивную роль играет Российское историческое общество, поддерживая и восстанавливая историческую память, финансируя многие научные и популяризаторские проекты. Одну за другой прекрасные выставки открывают Эрмитаж, Музеи Московского Кремля, Государственный исторический музей, Пушкинский музей изобразительного искусства и многие-многие другие. Миллионы посетителей смотрят выставки фонда «Моя история». Давно сняты путы «единственно правильной» идеологии. Человек свободен в выборе информации вне навязываемых ему, как у нас было ранее, императивов.
Но при всем этом в общественном сознании объективное историческое знание замутнено псевдоисторическими представлениями, легендами и выдумками, дурножурналистской болтовней об истории, элементарной неграмотностью и некомпетентностью, свободно изливающимися в социальных сетях. К этому добавляются псевдонаучные реконструкции «новой хронологии» и прочие «новации», якобы разрушающие «официальную» историю, намеренные фальсификации. Свобода творчества, убежден, не предусматривает свободы извращений фактов и событий, по крайней мере коль скоро речь идет о науке, а не о беллетристике.
Упадок общегуманитарной культуры
Повторю: историческая культура – часть культуры общегуманитарной. Культуры, основанной на традициях. Уровень этой культуры заметно падает. Ученики средней школы зачастую плохо владеют грамотной устной речью и еще хуже, с грубыми ошибками, пишут. Происходит формализация знания, бюрократизация образования, и в этом я вижу определенную угрозу. Система тестирования, натаскивание школьников на сдачу ОГЭ (основного государственного экзамена, который сдается в девятом классе) и ЕГЭ привели к печальным результатам, и мы, университетские преподаватели, видим это, принимая абитуриентов. Вот, к примеру, русский язык. Вместо формирования грамотности школьные программы ориентируют учеников на знание далеко не обязательных лингвистических изысков и определений (таких как литота, оксюморон, анафора: это из списка терминов к заданиям ОГЭ девятого класса по русскому языку). В программах по литературе есть второстепенные и далеко не лучшие для развития ума и вкуса произведения, и нет того, что доступно, увлекательно, понятно и, не побоюсь этого слова, патриотично. Итоговое сочинение школьника предусматривает написание текста из 70 слов, вместо прежнего классического сочинения, где в основе лежало знание произведений русской литературы.
Историческая культура – часть культуры общегуманитарной. Культуры, основанной на традициях
В историческом сочинении (задание № 25 ЕГЭ) учащимся предлагается создание строго формализованного, шаблонного текста, чьи основные положения заучены и выверены, вплоть до исключительного использования определенных и регламентированных грамматических форм.
Что же делать? Ответ простой: прекратить непродуманное и не обсужденное со специалистами и (особенно) с самими школьными учителями бесконечное реформаторство, вернуться к опыту системы образования, действовавшей успешно в советской школе, несмотря на все идеологические изъяны, сейчас уже просто несуществующие. Целеполагание? Оно очевидно: воспитание культурного, любящего свое Отечество человека, готового к практической работе и продолжению учебы в разных сферах и направлениях.
Ухудшению ситуации способствует катастрофическое сокращение набора студентов на исторические специальности в вузах (прежде всего – в регионах) на протяжении последнего десятилетия. Опасность этого – не только в грядущей нехватке педагогических кадров, но и в отмирании научных школ во многих университетах нашей периферии, особенно в Центральной России.
Другой проблемой является зарегламентированность содержательной части обучения студентов, где маргинальные для студента-историка предметы вытесняют профильные, специальные и языковые дисциплины. Выходом из этого положения может и должно стать расширение университетской автономии, с учетом уровня вуза. Для развития университетов, раскрытия их потенциала нужно вернуться к выборности ректоров и деканов факультетов самим академическим сообществом.
О реформе Российской академии наук и «индексах цитирования»
Большой бедой для нашей науки стала реформа Российской академии наук, разорвавшая органическую связь Академии с ее научными институтами. Восстановление этой связи, уверен, дело времени. Но существующее сейчас положение ведет только к ослаблению наших конкурентных преимуществ.
Много уже было сказано о необъективности так называемых «индексов цитирования» в оценке результатов трудов российских ученых-гуманитариев. Наукометрия – необходимый вспомогательный инструмент оценки эффективности труда ученых. Но не главный. Ошибочно, например, оценивать работы в области отечественной истории по ориентированным на англоязычные ресурсы и журнальные публикации показателям Web of Science или Scopus. Не журнальные статьи (при всей их значимости), а исследовательские монографии, тематические сборники и издания источников – основное в нашей науке. При разумно планируемом исследовании журнальные статьи – это главы и ступеньки к будущей проблемной монографии или же исследование конкретных, частных вопросов истории.
В первую очередь надо оценивать крупные проблемные труды. Как это делать? Через возрождение института объективного рецензирования, где рецензенты (или Ученый совет) своей репутацией отвечают за объективность отзыва. Печально, что как раз в наших ведущих журналах рецензий и аннотаций становится все меньше. Кстати, совсем не так за рубежом. Скорее наоборот. От половины до двух третей текста в лучших журналах (приведу в качестве примера хотя бы близкий мне тематически «Byzantinische Zeitschrift») – рецензии и аннотации. И там не по заказу (как зачастую у нас), а по существу оцениваются работы. Вот вам и наукометрический показатель.
Наука и вера
– Что общего между теологией и исторической наукой? Если такое общее есть…
– То, что и та, и другая определяют грань познаваемого и непознаваемого. Одна – через веру и богословские аргументы, другая – через аналитические инструменты. Но в этом нет противопоставления, коль скоро обе стремятся приблизиться к познанию Истины.
– Хотя это личный вопрос, осмелюсь тем не менее задать его: как вы пришли к вере?
– Сколько себя помню, всегда ощущал в душе искру веры, пусть и неосознанную вначале. Ее укрепляло то, что моя бабушка была глубоко верующим человеком, я часто прибегал к ней, в ее комнатку, где всегда теплилась лампада, висели иконы, и она ласково, не назидательно, поучала меня. С годами вера росла и укреплялась… Мои профессиональные занятия, внимательное чтение Библии, духовной литературы и просто жизненный опыт служения в университете этому весьма способствовали. Служение Богу есть служение людям, помощь им и доброе к ним отношение, в любви и кротости.
Херсонес Таврический
– Одна из задач Патриаршего совета по культуре – развитие историко-археологического музея-заповедника «Херсонес Таврический». Какие направления деятельности этого музейно-просветительского центра полезно расширять? Как вы оцениваете место Херсонеса во всемирной истории?
– Херсонес – историко-археологический памятник мирового значения. Он уникален и значим и для изучения древней и средневековой истории нашей Родины, ее византийского наследия, и для всего православного мира: оттуда, с пребывания там и Крещения князя Владимира, христианство пришло на Русь. Это и место памяти, и место паломничества. Я помню музей Херсонеса еще с 1960–70-х годов и вижу его сейчас. Тогда, несмотря на героические усилия коллектива и эффективное, мудрое руководство многолетнего директора Инны Анатольевны Антоновой, многие памятники и коллекции не были доступны. В конце прошлого века там вообще стало царить запустение, и свалки мусора были наглядным его символом.
Фондом «Моя история» и коллективом музея, при поддержке федеральных и городских властей, сделано многое для реставрации памятников, создания новых музейных экспозиций. Конечно, не все идет гладко, нужно бережно относиться ко всему, что есть на территории заповедника, руководствуясь вечным девизом медиков: «Не навреди!» Но разве не достижение, что большая и исторически очень важная территория, которая прилегает к заповеднику, стала его частью, доступной для исследований, раскопок, проведения общественно и религиозно важных мероприятий? Разве не достижение, что через современные технические средства зритель может теперь самостоятельно «реконструировать» облик древнего города, увидеть, какими были окружающие его храмы, стены и башни в городском ландшафте разных эпох? Если памятник стоит и не посещается, он умирает, несмотря на все охранные мероприятия. Если толпы туристов просто ходят по нему, и там проводятся публичные мероприятия, не имеющие прямого отношения к памятнику, он разрушается.
Если памятник стоит и не посещается, он умирает, несмотря на все охранные мероприятия
Необходимо найти нужный баланс интересов, относясь с уважением к мнению экспертов и сотрудников заповедника, раскрывать место и значение памятника для людей, всячески оберегая и защищая сохранность объектов, создавая новые музеи и экспозиции, разъясняя роль Херсонеса – священного места памяти нашей Родины – в мировой истории. Есть и сверхзадача: создание в Херсонесе мощного научного центра по изучению православной цивилизации, прежде всего, с опорой на сами объекты историко-культурного наследия Севастополя и Крыма. Большое значение могут иметь и просветительские функции такого комплекса, привлечение и обучение молодежи. Фонд «Моя история» вносит свой весомый вклад в развитие заповедника, придание ему вида и функций лучших современных музеев.
Кстати, к этому же комплексу относятся и памятники городского района Севастополя – Балаклавы, древнего Харакса-Символона, ставшего затем средневековой крепостью и генуэзской торговой факторией Чембало.
Память о Великой Отечественной
– На недавнем заседании Патриаршего совета по культуре под председательством Святейшего Патриарха Кирилла вы поднимали вопрос о необходимости противостоять попыткам фальсификации истории Великой Отечественной войны. Какие практические меры вы предлагаете предпринять?
– Основная волна фальсификаций сейчас идет по линии принижения роли и значения освободительной миссии Красной Армии, спасшей многие страны и народы Восточной и Центральной Европы от фашистского ига. К этому добавляются диффамация героев и подвигов Великой Отечественной войны, осквернение и уничтожение памятников советским полководцам и воинам в странах, еще недавно входивших в Варшавский договор, и даже в некоторых республиках бывшего СССР. Меры по противодействию фальсификациям обобщены и проводятся при активном участии Российского исторического общества, всей научной общественности нашей страны.
Я бы выделил в первую очередь открытие фондов архивов, относящихся к Великой Отечественной войне, публикацию документов и представление их на авторитетных сайтах и в средствах массовой информации. Важно возрождение семейной истории, ведь в каждой семье хранятся память и реликвии войны. Они могут и должны стать важной составляющей частью памяти народа о Великой Отечественной войне.
Историческая память народа обречена на разрушение, если не обеспечена передача ее от поколения к поколению
Историческая память народа обречена на разрушение, если не обеспечена передача ее от поколения к поколению. Дети и подростки намного более, чем взрослые, чувствительны к фальши, что провоцирует более острую негативную реакцию на навязанные, выхолощенные, бюрократизированные мероприятия. Тематика Великой Отечественной войны не должна быть дежурным и отчетным «мероприятием». Говорить о событиях войны нужно, вызывая сопереживание, отклик души. Психологи называют это эмпатией.
О войне нужно помнить не только в связи с юбилейными датами, ей нужно уделять больше внимания в школьных программах, и не только по истории. Задуманные ранее посещения студентами, школьниками и широкой общественностью мест памяти, великих битв войны сейчас затруднены из-за эпидемии коронавируса. Тем важнее представлять в Интернет-пространстве как можно более полную информацию о местах и событиях Великой Отечественной войны, о ее героях и, впрочем, антигероях, что тоже разоблачает фальсификации. Уже сделано очень многое. Упомяну хотя бы потрясающие по информативности сайты о погибших в годы Великой Отечественной войны, об участниках, награжденных орденами и медалями («Память народа», «Мемориал», «Дорога памяти» и другие), где архивные документы и фотографии стали доступны для всех. Идут многочисленные хорошие, информативные передачи на нашем телевидении.
Не менее важно давать точные и объективные справки по каждому случаю фальсификаций, выявлять их истоки и цели и приводить документальные свидетельства истинного положения дел. Как и везде в истории, первое дело – ее верификация. Память о войне – цементирующая скрепа нашего единства. Потому и предпринимаются столь многие усилия по ее разрушению. Надо это понимать и разъяснять.
На мой взгляд, недостаточно изученной и освещаемой является роль Русской Православной Церкви в годы войны, и, в частности, один конкретный, но огромной важности вопрос: как вера спасала и помогала солдатам и всему населению, как к ее спасительному источнику прибегали участники и жертвы войны, пережившие неимоверные испытания.
Уроки Гражданской войны
– В 2020-м году отмечается не только 75-летие Великой Победы, но и 100-летие эвакуации Белой армии из Крыма. Какие уроки нужно извлечь из истории русской революционной эмиграции и Русской Зарубежной Церкви? Насколько удалось уврачевать раны от разделений, которые породил Исход 1920 года?
– Гражданская война – порождение и продолжение революции – одно из самых трагических событий нашей истории. Она прервала естественное развитие нашей страны, расколола общество, породила гибель и массовый исход зачастую самых лучших и образованных людей, причинила непоправимый урон генофонду нации. Нанесенные ей раны не уврачевались до сих пор. Нельзя примирить добро и зло, насилие и милосердие.
Память о людях, пронесших в изгнании Россию и русский дух в сердце, должна храниться в нашем народе
Нельзя уврачевать последствия раскола, разделения на красных и белых, без покаяния. Попытка сгладить идейно противоположные явления бесперспективна. Это то же самое, что смешивать два разных цвета в одном флаконе, в надежде на преобладание одного из них. Все равно получится другой цвет, отличный от двух изначальных.
Исход героев Белого движения в 1920-м году – великая скорбь. Еще большая скорбь – по оставшимся, павшим и казненным в Крыму и, позже, по всей России. Память о людях, пронесших в изгнании Россию и русский дух в сердце, должна храниться в нашем народе. События Русского исхода должны стать одной из важнейших памятных вех этого года и заслуживают постоянного и глубокого изучения. И покаяния, о чем я уже сказал, признания великих потерь братоубийственной войны, со свидетельством об их виновниках.
Путь к примирению и уврачеванию указала Русская Православная Церковь через воссоединение с Русской Зарубежной Церковью. Такое же доброе дело совершает фонд «Русский мир».